Четверг, 28.03.2024, 23:51
А

ФАН-САЙТ АКТЁРА ТЕАТРА И КИНО

      
           Сергея Сотникова

 
        ...всё только начинается...     
SOTNIKOVCLUB  
Вы вошли как Гость | Группа "Гости" |
Каталог статей |Мой профиль| Выход | Вход|

Меню сайта



Сергей Сотников

самая классная фотка!


и самая обаятельная
           улыбка!

Форма входа

Категории раздела
Рецензии [6]
Рецензии спектаклей и фильмов
Интервью [1]
Интервью с артистами



Главная » Статьи » Рецензии

Пресса о спектакле "Синее чудовище"
Я,как админ и создатель этого сайта,конечно же прочитал и просмотрел много материалов,касаемых спектаклей театра "Cатирикон".Посмотреть не могу,т.к. живу в Украине,а видеозаписей,к сожалению нет.Их вообще нет!У нас не принято фиксировать их на носители,да и закон о защите авторских прав это запрещает.А зря!В театр ходят сотни людей.А для большинства -театр,как искусство,недоступен.
Поэтому,я не могу судить о том,чего не видел.Но вот почитать мнения других и поделиться - ничто не мешает.А мнений,мыслей,впечатлений у тех,кто побывал на "Синем чудовище"-море разливанное! Итак...Спектакль тетара Сатирикон "Синее Чудовище".В роли Дзелу-актёр Сергей Сотников


"Сатирикон" вышел на арену

"Синее чудовище" в постановке Константина Райкина

Московский театр "Сатирикон" открыл новый сезон премьерой широко разрекламированного блокбастера по сказке Карло Гоцци "Синее чудовище" в постановке художественного руководителя театра Константина Райкина. Огромной работе, проделанной по превращению театра в цирк, отдал должное РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

Великая вещь — театральная геометрия. Одно дело привычные углы — прямоугольники зеркала сцены, игровой площадки и кулис. И совсем другое — круг. Неудивительно, что в поисках "приемов новых, сочетаний странных" режиссеры меняют геометрию. Кажется, она одна уже способна изменить природу зрительских эмоций. Труппы так называемого нового цирка в последнюю пару десятилетий взяли за правило разыгрывать свои представления в обычных итальянских сценах-коробках. Театрам сам бог велел переместиться в цирк или (голь на выдумки хитра) устроить арену на сцене. Голь, однако, это не про "Сатирикон" (про суммы, затраченные на постановку, уже слагают легенды). А вот арена — про него. Зрителя на "Синем чудовище" встречает "откусивший" центральные места от первых рядов кресел цирковой круг и развешанные над ним лесенки, обручи, лонжи и прочие атрибуты чудного искусства.

Что заставило Константина Райкина именно теперь сменить геометрию, предположить несложно. Во-первых, неотменимая необходимость чем-то удивлять, пленять, соблазнять публику и заманивать ее в Марьину Рощу: мест в зале театра "Сатирикон" меньше не становится, а залов в Москве между тем с каждым новым сезоном становится все больше и больше. Во-вторых, природа его собственного актерского таланта, подразумевающего любовь к радостным, демократическим, можно даже сказать, площадным, лицедейским приемам. В-третьих, и, наверное, в-главных, сам выбранный драматургический материал.

Жанр "Синего чудовища" Карло Гоцци по-научному называется фьябой, а попросту — волшебной сказкой. Как положено, есть в этой пленительной итальянской лжи и намек, и добрым молодцам урок. Но в лоб все равно никак не прочитать странную фантазию про неведомый китайский Нанкин и про Синее Чудовище, которое заколдовывает двух влюбленных — сына местного императора и грузинскую царевну. Девушка вынуждена переодеться в мужской костюм, поступить на службу во дворец, проявить чудеса не только хитроумия, но и физической выносливости, победить коварство жены императора и так далее. Но главное в том, что она должна полюбить урода, в которого превратился ее жених, угадать в страшиле доброе сердце и тем самым разрушить чары. (Короче говоря, это итальянский "Аленький цветочек".) Разумеется, для такого сюжета нужна спецупаковка, и цирк в качестве таковой вполне оправдан.

Прекрасное и ужасное вступают в "Синем чудовище" в смертельную схватку, правда, со счастливым исходом. В самом спектакле тоже есть театральные символы основополагающих категорий эстетики. Все прекрасное воплощено в мечте о Венеции, родном городе автора фьябы. Образ великого города составлен художником Аллой Коженковой в яркий, но простенький сувенирный набор: вид большого венецианского канала на живописном заднике, шмыгающие взад-вперед по сцене аки по воде гондолы, настоящая вода, выливающаяся во втором действии на арену, да схематичная модель моста Риальто, в который превращаются две спускающиеся на цирковой манеж лестницы. Время от времени персонажи вздыхают "О, Венеция!" — и действие будто останавливается на минуту, звучит ласкающая слух меланхоличная мелодия и происходит какое-нибудь превращение. В общем, это Венеция тех, кто в ней никогда не бывал.

Что касается ужасного, то на эту роль выбрано современное телевидение. Появление собственно чудовища среди симпатичных и чуть наивных персонажей старого, доброго цирка сопровождается звуками телевизионных передач и ядовито-голубым, будто от телеэкрана, свечением. А повадки недоброго волшебника в резиновой синей маске на голове напоминают утрированную манеру телеведущих — ничего человеческого, бесконечный наигрыш, фальшивая бодрость и абсолютная уверенность в своем, хотя бы краткосрочном, могуществе. Семиглавая же гидра, пожирающая нанкинских девственниц, составлена из металлических кранов-щупалец, на которых обычно "летают" в телевизионных студиях камеры.

Сказанное не означает, что "Синее чудовище" превращено в какой-то сатирический памфлет. Простодушный жанр циркового обозрения сильнее социально-критических стрел. Каждая мелочь способна стать для персонажей, среди которых традиционные маски комедии дель арте, поводом для отдельной игры. В любой момент уместным может оказаться вставной номер — вроде пародии на синхронное плавание. Есть и чисто цирковые номера, выполненные драматическими артистами и оттого заставляющие снять шляпу. А в финале вспыхивает настоящий огонь и летят конфетти — только законченный мизантроп не встрепенется и не ахнет от восхищения. Заняты же в спектакле в основном молодые актеры "Сатирикона", и после премьеры еще не стоит кого-то из них уверенно выделять. Нет сомнения в том, что все очень стараются. Победить синее телевизионное чудовище в борьбе за внимание зрителя — задача ответственная и весьма непростая.

Известия, 15 сентября 2008 года


Марина Давыдова

Цирк, который закончился Шостаковичем

В новой грандиозной премьере "Сатирикона" "Синее чудовище" Константин Райкин доказал, что современный спектакль может быть дорогим и эффектным зрелищем, не переставая при этом быть настоящим искусством.

Как-то раз в ходе интервью выдающийся артист и удачливый строитель театра начал рассказывать мне, как он боится неуспеха и как любит успех - успех сиюминутный и безусловный, не у горстки интеллектуалов в кулуарах, а у тысячного зала на представлении. Он говорил об этом, отбросив всякое лицемерие, и с такой степенью откровенности, что разговор казался почти исповедальным. "Никакими театроведческими исследованиями невозможно окупить неуспех, - горячился Райкин. - Это несчастье. Понимание, что ты бессмысленно тратишь свою жизнь. А успех - это глубоко. Это серьезно. Это как любовь. Как божественный поцелуй какой-то. Это ощущение твоей власти над людьми без насилия". Кажется, всю свою профессиональную жизнь худрук "Сатирикона" потратил на то, чтобы вывести заветную формулу ненасильственной и всеобъемлющей власти над зрителем. Он искал ее, как ищут философский камень. Кажется, интуитивно - после многих проб и неизбежных ошибок - он вывел ее наконец.

В "Синем чудовище" Карло Гоцци вы обнаружите все, что можно и должно обнаружить в высококачественном шоу. Архетипический сюжет про красавицу и чудовище и лихо закрученную фабулу. Яркие костюмы Аллы Коженковой и бесконечные переодевания-перевоплощения, без коих у Гоцци не обходится, кажется, ни одна его сказочная пьеса (фьяба). Высокотехнологичные спецэффекты, из которых самый запоминающийся - многоголовая гидра, устремляющая на бесстрашного героя - точнее, героиню - бесчисленные камеры, прикрепленные к шеям-штанкетам. Несколько настоящих цирковых номеров в исполнении настоящих драматических артистов (недавние выпускники Школы-студии МХТ демонстрируют тут высочайший профессионализм). Фантастические переплетения цирковой эстетики и венецианского карнавала: тартальи и бригеллы превращены у Райкина в коверных, а раскинувшаяся посреди подмостков круглая арена вдруг заполняется водой, недвусмысленно отсылая нас к глади венецианских каналов - на заднем плане плывут гондолы, и перед глазами изумленной публики вдруг возникает мост Риальто. Тут, наконец, много музыки, причем музыки шлягерной - и заводной, и за душу берущей. Она точно распределена во времени. На финал припасен безотказно действующий вальс Шостаковича, для полноты впечатления сопровождаемый фейерверком.

Но основное достижение этой сценической феерии, на изготовление которой была потрачена астрономическая сумма (говорят, что "Синее чудовище" - самый дорогой драматический спектакль России), - точно найденная театральная интонация. Никакие спецэффекты, впечатляющие декорации, сногсшибательные костюмы и клоунские гэги, как выясняется, не будут работать, если она не найдена. Райкин ее нашел. В талантливом, изобретательном, веселом и пронзительном спектакле "Сатирикона" артисты ни на секунду не скрывают своего желания нравиться публике. Они беззастенчиво требуют взаимности. Прежде чем начнется сам сюжет Гоцци, на арену выйдут коверные и разыграют старую как мир клоунскую репризу. "А-ап!" - кричит якобы собирающийся совершить сальто-мортале циркач, едва подпрыгивая при этом на месте и победоносно глядя в зал. Ну что, каков я! Зал благосклонно аплодирует - хорош, хорош. И чем прихотливее оказывается сюжет самой сказки, тем отчетливее проступает в спектакле "Сатирикона" этот заявленный в первую же минуту сверхсюжет. Потаенные мысли лицедея и внутреннее соперничество артистов явлены тут как на ладони. Вот Панталоне (Артем Осипов) рассказывает на языке мимики и жестов (а это, чтобы не подслушали) последние сплетни о распутстве царицы Гулинди (статная и гибкая Юлия Мельникова). Тарталья (Игорь Гудев) внимает ему, открыв рот. Но как только сценка закончена, и престарелый царедворец с победительным видом кланяется публике, Тарталья спохватывается. Это ж маска, туды ее в качель, сейчас явно обскакала его на повороте. Устроила тут, понимаешь ли, свою комедию дель арте. Осадить ее, уконтрапупить, сразить резким словом...

Мы готовы встать на голову и пройтись колесом, говорят зрителю выпестованные Райкиным синтетические лицедеи. Вот посмотрите, какие мы музыкальные, гуттаперчевые, ритмичные, остроумные, находчивые. А как мы импровизируем! А как иронизируем! Полюбите же нас поскорее! 

Обнажение приема действует обезоруживающе. В "Синем чудовище" театр так разоблачает свою наивную и страстную жажду признания, что разоблачать ее со стороны было бы верхом идиотизма. Не знаю, как формулировал режиссер свою задачу, но прекрасную пьесу Гоцци о всепобеждающей и жертвенной любви он превратил в спектакль о вечной потребности артиста во взаимности. О привязанности театра к зрителю и жажде ответного чувства. В сверкающем фейерверками и спецэффектами шоу, как и в давнишнем интервью Райкина, есть что-то исповедальное. Его сила в том, что он не боится своей слабости. Не боится признаться в ней. Он не боится попросить нас о любви. И правильно делает. Ведь он этого достоин.

Время новостей, 16 сентября 2008 года


Дина Годер

В противогазе против телевидения

Константин Райкин поставил сказку Гоцци «Синее чудовище»

Про этот спектакль шумели давно, говорили о его гигантской для нашего театра стоимости, о том, что на сцене Константин Райкин устроил цирк и молодых актеров «Сатирикона» девять месяцев учили настоящие циркачи, восхищаясь результатами. Что кроме цирка на сцене Венеция с мостами, гондолами и даже водой. А еще сведущие люди говорили, что в новом спектакле под видом волшебной сказки Райкин бичует телевидение.

В «Сатириконе» поставили фьябу Карло Гоцци «Синее чудовище», и с рекламных плакатов зубасто улыбается дьявольская синяя физиономия. Правда, в традиционном переводе чудовище называлось голубым, но, видимо, Райкин не захотел двусмысленных ассоциаций, и, несмотря на все отсылы к голубому экрану, чудовище объявили синим.

Критики, побывавшие на спектакле в первый день премьеры, вчера уже опубликовали первые восторженные рецензии, я была на третьем спектакле, и мнение мое оказалось другим. Оставляем за скобками, что театр - дело живое, разные составы - разное настроение, кто-то переволновался, к тому же существует эффект вторых спектаклей, которые всегда идут хуже и все такое прочее. Но тем яснее множество вопросов, которые возникают к этой постановке, раз уж так вышло, что Райкин придумал не просто шоу, а спектакль «с идеей».

Скажу сразу, что деньги, вложенные в этот спектакль, действительно видны, что арена сияет огнями, мосты сводятся-разводятся и венецианские задники эффектны (художник Алла Коженкова). Что гондолы, груженные всем подряд, включая грузина в кепке с горой апельсинов, плавают туда-сюда, что актеры учились у циркачей не напрасно, а сексапильная красавица Юлия Мельникова в роли коварной царицы Гулинди, все свои обольщения ведущая как акробатка на ремнях и при этом в лаковом костюме садо-мазо и на каблуках, выше всяких похвал.

Эта сказка ставится редко, хотя в ней есть все то, за что мы любим Гоцци: волшебство, страстная любовь, верность и коварство, трагические перипетии и шутки масок комедии дель арте (которые в спектакле Райкина естественно превратились в коверных). Тут некое ужасное Синее Чудовище по имени Дзелу перекладывает свое проклятие на верного влюбленного - китайского принца Таэра, который сам превращается в Чудовище, а чары спадут лишь, если его жена, грузинская царевна Дардане, полюбит его и в зверском обличье. Вдобавок к этому сама Дардане переодевается мужчиной и устраивается в охрану при китайском дворе; скрывая свой пол, переносит домогательства блудливой царицы и побеждает зловонного змея, пожирающего девственниц. А теперь представьте, что все зло в этой сказке - Чудовище (от зелья которого Труффальдино со Смеральдиной теряют память, оглушенные видениями с какими-то телешоу или футболом), Змей (тлетворное дыхание которого делает людей подлецами и ворами), злая царица и т.д. - идет от телевидения.

Нет, вообще-то я вполне солидарна с Константином Райкиным в его нелюбви к телевидению. Я, правда, не склонна его демонизировать, но, вероятно, лишь потому, что никогда его не смотрю, так что, возможно, Константину Аркадьевичу виднее. Но в чем, бишь, зло-то, что конкретно предъявляет режиссер «голубому экрану», по этому спектаклю не понять.

Начинается все с самого Синего Чудовища, которое тут вовсе не чудище, а некое извивчивое и манерное существо в синей маске с лысым черепом - не то Фантомас, не то герой фильма «Маска». Райкин придумал, что это некий медиаперсонаж - порочный и неотразимо обольстительный. Но Дзелу, если и напоминает кого-то, то скорее театрального конферансье (вроде того, что показан в фильме «Кабаре»), чем телевизионного ведущего шоу. Причем определение «голубое» этому глянцевому «чудовищу» как нельзя более подходит. И значит, актеру, изображающему принца в виде Синего Чудовища (в моем случае это был Алексей Бардуков), стократ труднее объяснить нам, почему статная и прямодушная красавица Дардане (Марьяна Спивак) так быстро полюбила жеманное существо с гнусавыми медоточивыми интонациями и забыла мужа.

Второй злодей - змей, с которым Дардане сражается в противогазе, чтобы не отравиться его тлетворным дымом, - оказывается гидрой из многочисленных высоченных телевизионных журавлей с маленькими головками-камерами, а его тщедушное тело, в которое принцессе следует попасть мечом, - это несчастный оператор с клавиатурой в руках. Как уж этот дракон употреблял девушек и зачем ему нужны были именно невинные (про что, ясное дело, коверные охотно шутили), а также почему смерть этого электронно-металлического чудовища влекла за собой гибель похотливой царицы - осталось непонятно.

Концепция совершенно перекосила сказку. Дело не в современной упаковке, не в многочисленных шутках, претендующих на злободневность, одни из которых удались больше, а другие - меньше. Не в том, что вислоусый коротышка король Нанкина из клоуна почему-то в финале превратился в тирана в сталинском френче, не из-за разговоров клоунов-масок о том, что подданные разбегаются за границу, о разврате, о том, что «понаехали» и что «Нанкин не резиновый», или плаката «Таэр-чемпион», показанного принцу-чудовищу в трагическую минуту. Это все как раз в порядке вещей для современных постановок комедии дель арте. Проблема в том, что возникла путаница там, где сказка требует ясности, где она простодушна и прямолинейна, требуя точно различать, где добро, а где зло. И оттого зрители, хоть и готовы были хохотать над уморительными сценами «синхронного плавания» клоунов в бассейне, налитом по щиколотку, и восхищаться финальным шоу со столбами огня, акробатикой и прекрасной музыкой, не слишком беспокоились о судьбе главных героев.

Что касается клоунов, то про них я пока рассказывать не буду. Актеры играют хорошие, и будем надеяться, что те «коверные» сцены, которые пока выглядят вяловатыми и затянутыми, потом подсоберутся и станут смешнее. Но мимо одной, выстраданной Райкиным шутки, сочиненной специально для меня и моих коллег, пройти было бы неправильно.

«Тарталья (в ответ на болтовню Панталоне): Все это суета и очень много крика.

Панталоне: Ну ты прямо как театральный критик. Если бы все зрители были такие, как ты, то театр бы умер».

Я эту претензию принимаю, добавлю только, что, если бы все телезрители были такие, как мы с Константином Райкиным, то есть так же, как мы, относились к тому, что наш телевизор показывает, то телевидению тоже пришлось бы умереть. Однако этого не происходит.

Газета, 15 сентября 2008 года


Глеб Ситковский

Воцирковленный Гоцци

Театр "Сатирикон" выпустил "Синее чудовище"

Прежде чем выпустить в "Сатириконе" спектакль по сказке Карло Гоцци "Синее чудовище", Константин Райкин взял паузу длиной в сезон. Последнее время дела в театре шли ни шатко, ни валко, и худруку "Сатирикона" требовался сильный козырь, чтобы одним махом исправить ситуацию. Как человек рисковый, Райкин поставил на кон около $1 млн - именно во столько оцениваются затраты на это яркое цирковое зрелище. Трудно сказать, окупятся ли они. Но, судя по всему, "Синее чудовище" будет кассовым спектаклем.

Современный цирк многим обязан итальянской комедии дель арте, персонажей которой использовал в своих фьябах Карло Гоцци, поэтому у Райкина было достаточно оснований для того, чтобы превратить сцену "Сатирикона" в цирковую арену. Главным аттракционом, по замыслу режиссера, должно было стать укрощение не каких-то там диких львов, а - бери выше - синего чудовища по имени Дзеллу. Если верить Гоцци, отвратительный зверь, поселившийся в густых зарослях близ Нанкина, на самом деле не такое уж и чудовище, а заколдованный принц, который может сбросить с себя этот малопривлекательный облик лишь ценой чужого горя. Поэтому прогуливавшийся в лесу вместе со своей подругой наследный принц Нанкина Таэр на глазах зрителей посинеет и пострашнеет, а его возлюбленная, грузинская принцесса Дардане, переодевшись в мужское платье, вне себя от горя отправится ко дворцу царя Фанфура. От нее ждут подвигов, а также любви к неузнаваемому теперь бойфренду. Он полностью лишился привычного лица, и ради хэппи-энда принцессе потребуется воспылать страстью к чудовищу.

Самая нескладная режиссерская придумка - то, как Райкин обошелся с синим чудовищем. Почему-то режиссеру захотелось вывести на сцену некое подобие героя Джима Керри из фильма "Маска". Перед нами - мультяшный персонаж с натянутой на голову синей силиконовой маской, подчеркнуто гротесковой пластикой и бешеным темпом речи. Ничем, кроме актерского зажима и словесной невнятицы, такой постановочный ход обернуться не мог. Противоположного результата Райкин мог добиться, разве что ангажировав самого Керри и выложив ради этого еще дополнительно $2-3 млн. Более дешевым вариантом стало бы участие актера Райкина в постановке режиссера Райкина. Так или иначе, с поставленной задачей мог справиться лишь актер-виртуоз. 

Спектакль Райкина больше радует цирковыми чудесами, а не актерскими. Константин Аркадьевич всегда относил себя к апологетам яркой театральности, и, надо отдать ему должное, в "Синем чудовище" он вполне достигает своих целей. Как бы заранее вступая в диалог с рецензентами, режиссер заставляет Тарталью произнести скептическую ремарку "Суета и много крика!", а Панталоне парировать в ответ: "Ты прямо как театральный критик! Если бы все были такие, мир бы давно подох от скуки!". Между тем упрекать актеров в суетливости и крикливости после "Синего чудовища" вовсе не обязательно. Ведь помимо этого в райкинском спектакле есть много хорошего. Буффонада, фокусы, акробатика, укрощение диких зверей - все есть в ярком цирковом представлении. К этому следует приплюсовать венецианский туман, собор Святого Марка, мост Риальто и гондольеров, семиглавую гидру с головами-кинокамерами - вот вам и чек на миллион долларов.

РГ, 15 сентября 2008 года

Алена Карась

Вернулось "Синее чудовище"

В "Сатириконе" сыграли сказку Карло Гоцци

Вместо привычной сцены - цирковая арена. Над ней - две арки, которые к концу первого акта сходятся вместе, превращаясь в мост Риальто. Над ареной летает настоящая акробатка, коварная царица Гулинди (Юлия Мельникова), а по арене разгуливают четыре коверных - Панталоне (Артем Осипов), Тарталья (Игорь Гудеев), Труффальдионо (Георгий Лежава) и Бригелла (Иван Игнатенко).

В некоей стране поселилось заколдованное Синее чудовище. Чтобы освободиться, ему необходима влюбленная пара. Она находится, когда в столицу возвращается сын правителя Таэр с молодой женой, грузинской принцессой Дардане. Чудовище разлучает влюбленных. Дардане отправляет в мужском костюме в город, а Таэр превращается в Синее чудовище, которому под страхом смерти запрещено открывать кому бы то ни было свое имя. Умрет он и в том случае, если его в новом обличии не полюбит Дардане. Чудовище, вернув себе прежний облик, исчезает.

На вопрос журналистов, почему ему пришло в голову поставить эту сложную, запутанную старинную сказку для театра (фьябу) венецианца Карло Гоцци, режиссер спектакля Константин Райкин отвечает: "Если я живу в сегодняшнем времени и меня чем-то увлекает драматургия Гоцци, значит она современна".

Звучит самонадеянно, но только так и живет художественное произведение - каждый раз обновляясь в новом контексте, оно открывается навстречу своим собственным, еще нераскрытым смыслам.

Венецианские сказки Гоцци с их парадоксальной, взрывчатой смесью праздничной театральности и горькой философичности дают едва ли не самый реальный слепок Венеции XVIII века - фантасмагорического города, в котором сошлись все времена и пространства. Возникнув в первой четверти XX века, интерес к этому городу породил в России и знаменитый журнал "Любовь к трем апельсинам", созданный Всеволодом Мейерхольдом, и многие иные явления Серебряного века и 20-х годов, и, конечно, знаменитый спектакль Вахтангова "Принцесса Турандот".

Спектакль Константина Райкина придает этому венецианскому наваждению русского театра новый статус. Кажется, что Венеция Гоцци, как ничто другое, вновь дает почувствовать пьянящую, горькую и бесшабашную атмосферу стояния "бездны мрачной на краю", парадоксально соединяющей веселье, зловещие предчувствия и страхи.

Как и его коллеги в начале ХХ века, Райкин с легкой игривостью и невиданным шиком превращает театр в цирк, заставляет своих молодых актеров (недавних выпускников Школы-студии МХАТ) проделывать виртуозные трюки, вместе с Аллой Коженковой создает на сцене полный поэзии и красоты облик Венеции, ни на секунду не теряя философской серьезности Гоцци и не пугаясь опасных аллюзий современности.

У него под гром аплодисментов танцуют грузинскую лезгинку, рассуждают о современном героизме, основанном на равнодушии к чужим несчастьям, весело шутят на тему миграции ("Понаехали, Нанкин не резиновый - не Венеция!"), пугаясь прослушки, говорят на тарабарщине. У него Синее чудовище (Антон Егоров) - манерный, всегда улыбчивый телевизионный ведущий, нашпигованный холодным, ничего не значащим позитивом, и именно его должна полюбить страдающая по пропавшему Таэру (Алексей Бардуков) сильная и хрупкая принцесса Дардане (Алена Разживина).

Все эти странные и сложные сюжеты Райкин с легкостью (явно ощутимой, но еще не до конца освоенной) сплавляет в развеселый цирковой балаган. Когда же наступает развязка и принцесса успевает полюбить этого одинокого и страшного медийного монстра, то на его месте вновь появляется прекрасный ее возлюбленный Таэр, а вместе с ним - волшебная, блистающая живым огнем и фейерверками волшебная Венеция. Вместе со злыми чарами театр вновь сумел совладать со зловещими предчувствиями и трагическими катаклизмами эпохи. Не потому ли (как в роковые 10-20-е годы) Гоцци вновь оказался так кстати?

Новые известия, 15 сентября 2008 г
ода

Ольга Егошина

Только для взрослых

Константин Райкин устроил цирк на сцене

В минувшие выходные в театре «Сатирикон» состоялась премьера сказки Карло Гоцци «Синее чудовище». Этим спектаклем театр открыл свой очередной сезон. Премьеру в театре репетировали долго, в течение года. В зале были сняты несколько рядов, а на сцене установлена цирковая арена. В главных ролях заняты молодые актеры «Сатирикона», выпускники курса Райкина, примерившие маски комедии дель арте.

Жанр волшебной сказки обычно восхищает детей и эстетов. Первые искренне верят в чудеса и радуются, когда герой летит на ковре-самолете или общается с говорящим китом. Вторых восхищает сознание, что существуют на свете души, которые верят в говорящих рыб и заколдованных принцесс. Венецианский граф Карло Гоцци уверял, что не только верит в чудеса, но сталкивается с ними каждый день (так, по его словам, дождь в Венеции начинался только в дни, когда он выходил из дома без зонта). Однако свои сказки Гоцци сочинял, адресуясь к скептическим до цинизма современникам, развлекая их запутанными историями, полными чудес, юмора, приключений, прекрасных принцесс, неутомимых слуг и лирических любовников. Сюжеты его сказок часто перегружены и утомительны, что позволило исследователям говорить о барочной избыточности фантазии Гоцци. Но созданный им мир, – где король превращается в оленя; статуя смеется, когда женщина лжет или женщина обретает мужа, влюбившись в чудовище, – прозрачен и ясен. Чистая душа непременно проведет героя через любые тернии. А злодеи будут наказаны.

Когда-то Гилберт Кийт Честертон писал: «Я оставил сказки на полу в детской и с тех пор не встречал столь разумной книги». Возможно, поэтому именно к сказкам как к противоядию кидаются самые искушенные взрослые, когда чувствуют пресыщение, утомление или страх, что их мир рушится и спасти веру в мироздание может только чудо. Пресыщенные всем на свете, венецианцы сошли с ума от нового жанра, получившего название фьябы. Довольно быстро – через пять лет – пришло отрезвление, и даже год смерти Гоцци на его родине забылся.

В России итальянского графа особенно полюбили в кризисные годы начала ХХ века. Им увлекались Мейерхольд и Вахтангов.

Целый год Константин Райкин репетировал Гоцци, обучая параллельно своих молодых актеров цирковым навыкам: жонглированию, акробатике, лазанию по канатам. На сцене был выстроен цирковой круг, над ним развешены веревочные лестницы, трапеции и цирковые круги. На заднем плане в ностальгические минуты возникали нарисованные купола Сан Марка, сдвигались арки моста Риальто, плыли гондолы с очаровательными венецианками в белых масках.

Но самым увлекательным в спектакле «Сатирикона» стали отнюдь не постановочные эффекты и гимнастические экзерсисы. И даже не красочное скольжение по канату полуголой порочной и прекрасно сложенной царицы Гулинди (Юлия Мельникова). Не драка с гидрой, похожей на механического паука (на ногах членистоногого укреплено нечто в виде телекамер) переодетой принцессы Дардане (Алена Разживина). Не сопла, стреляющие огнем и конфетти. А куда более традиционные дурачества бессмертных масок: Тартальи (Игорь Гудеев), Панталоне (Артем Осипов), Бригеллы (Иван Игнатенко). Актеры играют азартно, явно получая удовольствие от самого факта пребывания на сцене. И компенсируя отвагой и старательностью недостаток опыта и необходимых навыков. Эффектное купание в водоеме, где воды меньше чем по щиколотку – одна из самых смешных сцен этого богатого на трюки спектакля. И, правда, жаль, что Константин Райкин пренебрег многовековым арсеналом лацци (с невидимой мухой, с драками палками и т.д.). Кажется, они здесь были бы более уместны, чем шуточные бои, пародирующие восточные боевые искусства или элементы эстрадного шоу. Тем более постановщик отнюдь не боится грубоватости, свойственной комедии дель арте.

«Синее чудовище» в «Сатириконе» – сказка только для взрослых. Соленые шутки, фривольные жесты, эротические сцены и многочисленная отсебятина не предназначены для детских глаз и ушей. Впрочем, сам Константин Райкин отсек и еще один зрительский сегмент – «театральных критиков», посвятив одну из отсебятин Панталоне этим чудищам с холодным носом, чья неспособность к простодушному увлечению губит театр. «Синее чудовище» – спектакль не для критиков в той же мере и по противоположным причинам, что и не для детей.

«Синее чудовище» адресовано тем, кто достаточно сложен, чтобы ценить простые удовольствия запутанных историй. Достаточно умен, чтобы оценить детски-простую и христианскую мораль сказки Гоцци: полюби другого прежде, чем он покажется привлекательным. Или еще проще: люби душой, а не глазами. Наконец, достаточно храбр, чтобы признаться в своей любви к сказкам. Вера Райкина в человечество внушает уважение и надежду. А ну и впрямь среди наших сограждан отыщутся эти редкие души.

НГ, 15 сентября 2008 года


Ольга Галахова

Чудовище на арене

В "Сатириконе" Константин Райкин поставил фьябу Карло Гоцци "Синее чудовище"

«Синее чудовище» – так называется премьера, которую выпустил «Сатирикон» и которую собирается теперь играть почти по бродвейскому принципу – большими сериями. Поставил спектакль худрук Константин Райкин, почти все роли он отдал молодому пополнению, своим позавчерашним студентам. 

Коварная царица Гулинди Екатерины Маликовой здесь не экстравагантная киллерша, как, к примеру, принцесса Турандот, а циркачка-вамп, акробатка и дрессировщица, укрощающая хлыстом и мужа-царя, а если надо, то и невинные маски. Монолог о стихии, охватившей ее преступной страсти к юноше Ахмету, ведется соблазнительницей в гимнастическом ажурном черном купальнике. Цирковое кольцо, подвешенное в воздухе, становится гимнастическим снарядом, на котором извивается в экстатическом напряжении тело Гулинди, манипулирующее чувствами не только престарелого царя, но и – сильной половины человечества в зрительном зале. 

Во втором акте появится озеро, зажатое в цирковую арену. Маски используют ситуацию и разыграют уморительную интермедию на воде, преобразив себя в пловчих синхронного плавания. В пик водного шоу неугомонные коверные выпустят из себя фонтанчики с водой и, заметим, опять же синхронно. 

По заднику сцены то и дело будут проплывать гондолы с гондольерами, венецианками и венецианцами. Пред зрителем явится не только Синее чудовище, но и Гидра, которую должен победить Ахмет. 

Тревогу первыми почувствуют прожекторы, подвешенные на самом верху. Они, как роботы, отсканируют приближение объекта и встревожено завертятся. И вот во всей красе въедет чудище в духе XXI века, этакий терминатор. От постановочного приема дух замирает, но в театральном отношении битва Ахмета выглядит менее впечатляющей. Семь стальных кранов с единым пультом управления создадут мощный эффект – краны похожи на морды семиголового изверга. Однако Ахмет не отсечет мечом эти морды, не расправится со стальным телом, а слишком просто вынет из него компьютерщика-злодея и прикончит к общей народной радости. 

Новый спектакль «Сатирикона» – зрелище. У нас не принято публиковать финансовую статистику, но постановочные затраты и размах впечатляют, как внушает уважение и ответственная и серьезная работа по освоению молодой частью труппы игрового театра. 

В одной из интермедий достается критикам. Тарталью обижают таким сравнением после того, как он пописал в воду и умылся той же водой, мол, если ты так уныло отвечаешь, то похож на театрального критика, от рассуждений которого подох бы со скуки весь мир. Рискуя попасть на язык маскам «Сатирикона», все-таки стоит сказать о том, что персонажи dell‘arte пока не стали новым словом в таком вот типе театра: пока им не хватает той самой игры, богатства и щедрости актерских находок. Заготовленная импровизация в первом акте маски со словами «Понаехали!» навела в конце концов ту самую скуку, которую театр инкриминирует критике. Игра в таком роде выглядела грубой заплатой на роскошном зрелище, когда вместо динамики возникала суета, когда терялись смысл и сверхзадача игры, наконец, бедность придумок усугублялась их воспроизведением. Глубже всех стихию дельартовской стихии уловила Полина Райкина в роли Смеральдины. Она играла не только свою роль – актриса откликалась на тот театр, который выстраивал отец-режиссер (может быть, еще и потому, что имеет уже опыт игры в комедии масок – впервые актрису заметили в «Зеленой птичке», дипломном спектакле в Щукинском училище). 

В свое время в Вахтанговском театре маскам писал текст Николай Эрдман. Игра игрой, но для осовременивания интермедий необходим соответствующий блистательный литературный уровень диалогов, которого, увы, в спектакле нет. Слова не всегда рождаются из актерских импровизаций на репетициях. 

Однако есть другое, столь важное для Гоцци – история любви грузинской принцессы Дардане и китайского принца Таэра. Его превращает злой колдун в Синее чудовище, которое должна полюбить принцесса, не ведая, что в этом гадком теле живет ее возлюбленный. Здесь игра молодых актеров Марьяны Спивак и Якова Ломкина почти безукоризненна. Виртуозна пластика актера в обличье чудовища. Это тело фантомаса, прошедшего к тому же селекцию злых инопланетян, недочеловек, который извивается в клетке. Урода должна полюбить красавица и тем самым расколдовать. И то, как Дардане и Таэр сближаются в горе, целомудренно и жертвенно ведут себя, и то, с каким нежным юмором играют своих персонажей, в том числе и преображение в мужчину Ахмета Дардане, – делают спектакль глубоким по чувству, на которое способны молодые сердца. 

Константин Райкин совместил в спектакле педагогические и театральные задачи. Здесь не стоит искать глубоких смыслов, кроме еще одного: напомнить всем, что театр – прежде всего игра, щенячья, детская радость от милого хулиганства и наивной выдумки, веселого ликования от дурачеств и проказ. Театр, быть может, единственное место в мире, которое дает возможность жить беспечной свободе, и в этом, по сути, главное содержание фьяб венецианца Гоцци.

Итоги, 22 сентября 2008 года


Мария Седых

Шик, блеск, красота...

"Сатирикон" открыл сезон премьерой "Синего чудовища" Карло Гоцци

По случаю выхода нового спектакля Константина Райкина те, кто может что-то припомнить, начали наперебой рассуждать о роли великого итальянца в русском театре и о традициях комедии дель арте на отечественной сцене. Интеллектуалы не забыли о Всеволоде Мейерхольде с его "Любовью к трем апельсинам", эстеты вспомнили "Зеленую птичку" Николая Шейко, остальные, конечно же, - всеобщую любимицу "Принцессу Турандот". Хотя, видит бог, для большинства публики она давно уже хрустальная премия, а не бессмертное творение Вахтангова. В рассуждениях об оттенках философии Гоцци замелькало щеголеватое итальянское слово "фьяба", что по-простому есть сказка. 

Сознаюсь, круг моих ассоциаций во время и после представления оказался куда как простодушней, если можно сказать, народней. Как, впрочем, простодушен и демократичен спектакль "Сатирикона". Мне вспомнился александровский "Цирк" (и иже с ним другие его комедии), по сей день бодрящий. Напомню, что в прокат фильм вышел в 36-м году и к 37-му сделал рекордные сборы. Какие это были годы, напоминать, надеюсь, не нужно. Показалось, есть какая-то закономерность в том, что в сумрачные времена художники укрываются от действительности или превозмогают ее под одним и тем же вечным куполом. Делая ставку на самодостаточность своей профессии. Оттачивая ремесло. Уповая на него как на природную силу. И упиваясь его могуществом. Ну где еще, как не на арене, можно с убедительной наглядностью продемонстрировать торжество мастерства? 

Скорее всего ни о чем таком метафизическом Константин Райкин не думал, врезая с помощью художника спектакля Аллы Коженковой цирковую арену в первые ряды театрального партера, спуская с колосников трапеции и подвешивая кольца для гимнастических упражнений. Напротив, во всех интервью рассказывал о многозначительном идейном замысле, о том, как сказочное добро победит в спектакле вполне земное зло в лице тлетворного телевидения. По сюжету эта многоголовая гидра пожирает девственниц, превращая в запуганных обывателей жителей многонационального Нанкина. На мой вкус, хоть и выглядит гидра сценически эффектно, сатирические стрелы (в данном случае меч) ее не очень задевают. Вообще злободневные шутки, и удачные и неудачные, не делают здесь погоды. Зритель следит не за интригой, не за тем, спасет ли очаровательная Дардане (Марьяна Спивак) заколдованного возлюбленного Таэра (Яков Ломкин), вернется ли память к Труфальдино (Александр Кащеев) и Смеральдине (Полина Райкина), отчего погибнет секс-бомба царица Гулинди (Екатерина Маликова). Сердце замирает, когда Маликова без страховки виртуозно исполняет номер на канате, и в тот момент ты сопереживаешь актрисе, любуешься, совершенно забыв, что ее героиня - коварная злодейка. Все зрительские эмоции - и восторг, и нежность, и легкая грусть (блестящий номер "синхронного плавания" в бассейне с водой по щиколотку) - отданы в этом спектакле не персонажам, а артистам. За то, как щедро одаривают нас не только молодостью, но и чувством профессионального достоинства. Вот тут-то они телевизионную Гидру и побеждают. 

P. S. Наверное, даже наверняка - то, что я хочу добавить... непедагогично. Рецензенты "Синего чудовища" стараются никого из исполнителей не выделять, мол, дебютанты, только со школьной скамьи. Однако после премьеры они уже вступили в беспощадную театральную жизнь со всеми ее страстями, не чета нанкинским. Признаюсь, больше других меня пленила актриса Полина Райкина, кажется, унаследовавшая фамильный ген, какое-то неуловимое "чуть-чуть", превращающее цирковой аттракцион в театральное искусство.


И в конце хочу привести небольшую рецензию анонимного автора,которую я откопал на одном из форумов.На мой взгляд,она наиболее точно отражает суть всего,что писали многие авторы.Но более лаконично,точно,излишне не "разливаясь мыслию по дереву":

Значит, буффонада...значит, народный театр...Задача ясна.Но почему мне хотелось все время пожалеть актеров, покраснеть за них, спрятаться самому или их куда-нибудь спрятать? Видимо Райкин глубже,чем сам подозревает, проникся духом своих ролей (в которых он сам, между прочим, безукоризнен) и в постановке комической пьесы не может подняться над собственной манерой исполнения. В итоге мы наблюдаем сцену, наполненную актерами, которые изо всех сил пытаются работать под Райкина. Правда, есть здесь и чудовище, сильно напоминающее Джимма Керри с таким милым и родным нам с детства зеленым лицом. И смотреть на то как ,сперва, один актер, а затем, и другой старательно пытаются повторить его жесты, пластику, даже типично киношные приемы - настоящее мучение. Джимм вообще в курсе подобных плагиативных выходок? Что у нас рядом с Марьиной рощей Бродвей раскинулся? Да что говорить, как вообще может образ героя Керри служить прототипом мультимедийного демона? Чтобы так его трактовать, надо ничего не понимать ни в самом Маске, ни в безумии выстроенном его создателем Джимом.
В спектакле сделан акцент на цирковую эстетику. Хорошо. Почему бы и нет. Все-таки, в площадном театре без цирковых номеров не обойтись. Но почему актеры так робко взбираются по веревочным лестницам, почему одна из героинь так напряженно неуклюже перемещается в подвешенном обруче, и черт подери (!) с лошадкой-скакалкой-то можно же было бы обращаться несколько более умело? А в некоторых сценах вовсе неясно зачем на "арене" появляется цирковой инвентарь (подвесные качели, к примеру). Видимо, просто по чьей-то прихоти и без всякого оправдания.
Кроме того, в спектакле очень много шуток ниже пояса.Очень хорошо! Они ведь оживят действие, не так ли? Но они почему-то не смешат, а озадачивают. Толи стоят не на своем месте, то ли слишком отдают самодеятельностью, но действие они скорее тормозят. Не знаю, может это конечно игры моих вкусовых ощущений, однако терпеть не могу привнесение в старые пьесы современных жаргонных, просторечных, ругательных слов. На мой взгляд, это отдает дурным вкусом. К слову, я не очень понимаю родителей, приведших в один из холодных зимних вечеров своих отпрысков на "Синее чудовище". Боюсь, у крошек могут возникнуть ряд вопросов по поводу происходящего на сцене.
Но вот, что самое интересное - люди в зале смеялись, аплодировали...многим нравилось. И тогда мне в голову пришла вот какая мысль. Быть может Райкин сделал именно то, что хотел? Воспроизвел в своей постановке Гоцци внутренние законы средневекового народного театра! Где пошлость шуток должна захлестывать, где мечи от неловкости движений актера должны вываливаться у него из рук, где актер выходит работать даже, если у него несмыкание связок, где текст трансформируется в соответствии с реалиями времени...и т.д. Люди в толпе смеются, лапают девок во время представления, едят, пьют, плюют под ноги, переходят от одной импровизированной сцены к другой. И им нравится такой театр, такой театр им нужен! Так может этот срез людей, в современной интерпретации конечно, привыкшей к Comedy club, и смеялся в зале? И на самом-то деле этот спектакль не безвкусный и неумелый,а хитрый и талантливый...А Райкин просто дал определенным людям то, что они хотят. А сам следит за хохочущими зрителями, взгляд его страшен, он прекрасен, и сильно напоминает мышь Брейна, который пытался захватить мир с помощью ламбады.
Только преподносится нам это не как народное искусство, чье место не в здании театра, а на площади перед ним. В этом-то и ошибка. Люди идут на "Синее чудовище" приобщаться к прекрасному, детей своих ведут, забыв о "низком" источнике происхождения этого вида искусства, таким преданным почитателем которого оказался К. Райкин.




Категория: Рецензии | Добавил: romeo (24.04.2012)
Просмотров: 2460 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]


Время Киев


Наш опрос
Оцените мой сайт
Всего ответов: 64


Мои партнёры
Сергей Сотников в журнале Мой артист



Поиск

Конструктор сайтов - uCoz